|
|
|---|
|
В три часа двадцать минут ночи я лежал в своей постели с открытыми глазами и пытался заснуть, продавливая носом подушку. - Это вы скупаете чудесные блюдца? – спросил тут человек в открытой двери. Я откашлялся и опроверг. - О, - сказал человек в дверях, - О… - Вы хотели молвить что-то вроде «прошу прощения»? – понадеялся я. - Нет, я собирался невежливо уйти, не произнеся ни слова. - И ладно, - подождав, пока дверь за человеком закроется, я перевернулся на спину. Но дверь открылась вновь. - А где живёт тот, что скупает блюдца? – снова просунулся ко мне настырный человек, - Где я могу его найти? - Я слышал, он из Харькова. - Харёк значит, - он рассмеялся, - кто ещё станет скупать чудесные блюдца. - Вам видней, - я уже начал раздражаться, - Осведомитесь, пожалуйста, у госпожи-красавицы Фломены, кому как не ей знать, что происходит под самым нашим носом, и какое пугало шастает тут в столь поздний час? - Ах! – человек явно сильно оскорбился и в момент исчез, громко хлопнув дверью. В последний миг я успел заметить, что вместо рук у него палки, а под шляпой большая круглая тыква, видимо с коптящей керосинкой внутри. - Позор!! – громко крикнул он на прощание. Я снова перевернулся на спину и посмотрел в окно, так как я живу на мансарде, это элементарно, и окно всегда находится наверху, когда я поднимаю взгляд с кровати. Ночь, и пушистое белое создание проходит у стекла, даже не глядя, с важностью примы, толстой и склочной. Наверное, это «харёк» из города Харькова (или правильно «хорёк из Хорькова»?), тот самый, который скупает блюдца. Я понимаю что, мне сегодня не заснуть, и встаю. Сую ноги в холодные сырые тапки и надеваю халат. Пока я завязываю пояс, тапки уносят меня в бок, к стене, залежавшись, я и не заметил, как они превратились в крабов. У стены тумбочка, а на ней стоит стакан воды, прикрытый белоснежной бумажной салфеткой. Когда я упираюсь в стену, то беру этот стакан и выпиваю его, а потом чувствую непреодолимое желание потянуться. В моей комнате почти нет мебели, но присутствует замечательная бело-голубая атмосфера спокойствия. Даже портьеры у меня синие и тяжёлые, как театральный занавес, а за ними бьётся о стёкла солёная морская вода. «Море, море, море, море» написано на ткани. Весной окно всегда чуть-чуть подтекает. Я переступаю, складываю на груди руки и толкаю крабов. Они несут меня к двери, которую мне удается открыть не глядя, и по ту сторону другой мир. За дверью всегда суетно и шумно, подбегает лучший друг Хорс, который мне почти как единоэмбриональный брат и шепчет: - «Снова королева разбушевалась». Хорс маленький, и похож почему-то на большую муху, рядом с которой все остальные не больше Бибигона. - К ней скупщик блюдец заходил? – спрашиваю я. А он отвечает: - «Не знаю». Какое странное ощущение преследует меня этой ночью. Чувство такое, будто лечу, всё вокруг происходящее меня не касается, и ничто не волнует. Крабы несут меня к лифту с невероятной быстротой, коридор извивается, словно розовая лента и изо всех дверей лица, руки. Никто из них мне не знаком. Все они колеблются, как отражения в колышущейся воде и только Хорс, мой родной друг, бежит позади, что-то жужжа, но никак не успевает. Вот сейчас раскроются двери лифта, а там душевая, и какой-нибудь известный поэт или писатель, весь в мыльной пене посмотрит на меня удивлённо и не найдётся что сказать. Да что это я? Совсем обычный лифт, даже крабы входят туда немного брезгливо. Двери закрываются сами, кнопка запала. Хорс не успевает и остаётся на этаже, а я думаю о том стакане, воду из которого выпил и поставил назад на тумбочку. Капельки со стенок всё это время стекают вниз до донышка, успеют ли они высохнуть к моему возвращению? Может со мной что-то не так? Нет, я здоровый, адекватный человек, и не сплю, в чём абсолютно уверен. Раздаётся мягкий щелчок, так вылетает запавшая кнопка, двери лифта открываются и крабы выносят меня в глотку какой-то тёмной пещеры, тут я скидываю их и иду вперёд босиком. Мне не капли не страшно. Страшно в последний раз было, когда Хорс рассказал о ком-то заболевшем нейродермитом, и, за ночь, счесавшем с себя всю кожу, мышцы и органы. Я представлял, как скрюченный скелет скребёт себя в углу окровавленной комнаты. Пещера спокойна и тиха, необыкновенно крупные улитки у стен, вытягивают вверх глаза и провожают меня, идущего. Я не знаю что там впереди, но припоминаю (причём довольно смутно), как пытался заснуть в своей комнате. Вроде с этого всё и началось. Огромная летучая мышь, превеликая рукокрылая королева Фламена терзала где-то за камнями уже переломанное пугало, но я этого не увидел. Раздался звонок, и, протянув руку наугад, я поднял трубку. – «Алло». - Говорит Хорс. Я в пещере. А где ты? - Какое совпадение и я тоже… Связь прерывается. Снова один. Снова, снова один. На глазах у улиток я дохожу до края пещеры – там тоже лифт, но он закрывается прямо перед моим носом, а внутри, наверное, блюдца. Придётся ждать. Вдруг, что-то касается моей ноги. - Здравствуй, - сказала черепаха – Узнаёшь? - Нет, - Признался я. - Но это же я! Неожиданно, у нас над головами кто-то вскрикнул, и раздался звон, будто нарочно разбили зеркало. - Подними меня, - Попросила черепаха – Что-то скажу. Я, аккуратно поднял рептилию, по старой дружбе, поднёс к уху, и выслушал. Скоро вернулся лифт. В моей комнате мы с Хорсом смотрим как море бьётся волнами об окно и капли дождём, стекают по стёклам. Ногам прохладно. Хорс почти что дремлет, а я только похож на дремлющего. У меня на глазах одна капля пролетела сквозь другую, послышался тихий, похожий на «Ах», всплеск, и обе ненадолго застыв, упали. На тумбочке стоит стакан, он абсолютно пуст и донышко высохло. Я пытаюсь вспомнить начало и конец, но в памяти всплывает только середина. Что же сказала черепаха? Чтоб голове было легче, я лажусь на диван и закрываю глаза, пытаясь вспомнить. И тут прозвенел колокольчик. |
| Всего комментариев: 0 | |